Теплый дрожащий свет пятнами скользил по стенам, кое-где бледнея и почти не освещая помещение. Единственная лампочка, словно одинокая душа, покачивалась из стороны в сторону, когда сквозняк задевал её холодными пальцами. В воздухе витала серебряной крошкой пыль, колыхаясь вместе со светом. Сколько бы здесь не убирались, её всё равно оставалось достаточно. Пахло старой мебелью и усталостью, а покой нарушали лишь мошки, липнущие к лампочке, к этому совершенно нелепому стеклу, словно то было их последней надеждой.

Окно, плотно закрытое шторами, прятало непогоду. Вечерело, и робкий дождь глухо стучал по земле, бросая отдельные капли на крыши. Ветер только в комнате казался упрямым и озлобленным, на улице же его порывов хватало лишь на то, чтобы едва шелестеть листьями деревьев. Закат, со всеми его прекрасными нежно-алыми разводами, золотым блеском на краешке горизонта и искрящимися облаками, оставался в другой стороне, спрятанный за стеной.

Всё это было абсолютно неважно. Звук дождя, насвистывание сквозняка под потолоком, всполохи на небе и люди, всё меркло в теплом мирке, наполненным желтым светом и пылью. Ничего не существовало. Ничего, кроме кровати, тумбочки, стоявшей рядом, и качающейся лампочки. Дождь усиливался.

Эдвард вздохнул, позволяя себе на миг прикрыть глаза, и под веками защипало. Несколько бессонных ночей дали о себе знать - мысли ползали в голове до ужаса медленно, придавливая своей тяжестью и без того уставший разум. Элрик изо всех сил старался не потерять тоненькую ниточку между реальностью и сном, каждый раз вздрагивая, как только глаза непроизвольно закрывались. Он ловил взглядом пылинки, пляшущие над кроватью, и наблюдал за неизменно спокойным лицом брата, сгорбившись на краю постели и отчаянно пытаясь не зевать.

Выходило плохо. Эд еще не до конца понимал, как ему выбраться из этой ситуации, и собирал из идей полную картину. Сотни проблем без решений роились в сознании, и ни на одной из них невозможно было сконцентрироваться. Вдох.

Связаться с Роем - одна из важнейших задач. Стальной позволил себе усмехнуться, когда вспомнил о Мустанге. Вот будет у него рожа, когда Элрик, как ни в чем не бывало, распахнет дверь ударом ноги, и почти незаметная искра проскользнет в глазах полковника! Выдох.

Секундное воодушевление вновь сменилось изматывающей тоской.

По городу бродить просто так нельзя. Фактически невозможно, с еще слабым Алом на руках. В том, что тот очнется, старший был уверен. Пока что. Единственным выходом оставалось дать Рою понять, где они находятся, главное, не раскрыть этого кому-либо еще. Любое промедление опасно.

О, как бы он хотел, чтобы отец оказался сейчас рядом, действительно хотел. Несмотря на остатки недоверия к нему, светловолосый был уверен, что Хоэнхайм смог бы что-то сделать в этом случае. К сожалению, тот решил уйти с Гневом и Розой к знакомому механику автоброни. Блондин надеялся, что гомункул ничего не натворит, и переживал за девушку. Но отца здесь не было, и тревога осколками впивалась под ребра, заставляя человека дрожать от боли. Ему же оставалось лишь сидеть без движения, забыв о еде и сне, и раздумывать над дальнейшими действиями.

Тук-тук. Тук-тук. Даже сердце как-то взволнованно стучало в груди, скованное многочисленными страхами, разорванное на части надеждами и вновь собранное заботливыми руками. Тихое дыхание выдавало обреченность, горьковатую на вкус.

Глубоко вдохнув, старший Элрик вновь посмотрел на Альфонса, прекрасно зная, что ничего не поменялось. Казалось, эта мука, именуемая одиночеством, будет длиться вечность. Вечность - это когда лежишь в темноте и жмуришь глаза, потому что вокруг так страшно, ночью всё совсем другое. Вечность - это когда теряешь счет времени, зарываясь носом в чьи-то волосы, и вдыхаешь родной аромат. Вечность - это когда такое близкое, такое знакомое, словно детская мечта, лицо постепенно бледнеет, и ты ничего не можешь поделать.

Эд не хотел признавать поражение. Ал еще дышал, и старший, добавь ему капельку уверенности, сказал бы, что все будет хорошо. Сейчас же он сжимал едва теплую руку, бездумно водя кончиками пальцев по чужой коже. Волнение холодком пробежало по спине. Чего стоит вот так легко, порывом усомниться в действительности? Алхимик сильнее стиснул пальцы, шепча что-то под нос.

За все время Альфонс так и не пошевелился. Качалась одинокая лампочка, пылинки вились и превращались в узоры, фигуры, а те тянули руки к людям, словно пытаясь проникнуть в мир живых. Или забрать кого-то. Альфонс все еще не шевелился.

Тоска разрывала грудь на кровоточащие куски, и кожа обрывками висела на ребрах, Эд по-прежнему изводил себя, просиживая ночи напротив брата. Руки слепо тянулись и к нему, и в ушах, кажется, звучали чьи-то голоса. Плач, крики и стоны наполнили комнату, и тени заметались по углам, зароптали, трепеща. Всполохи света за окном, а затем раскаты грома - рядом уже танцевали чудовища из холодного черного пространства.

Их глаза, уродливые, словно рваные раны, сощуренные и злобные, мелькали повсюду. Пасти дышали в спину, обдавали шею горячим дыханием, невыносимой вонью, оставляли на стенах отпечатки грязных когтистых лап. Они были похожи на изуродованные человеческие ладони. Лампочка зазвенела и разбилась, разбросав последний свет по полу.

Эдвард вздрогнул, резко вскакивая с кровати и распахивая глаза. Дыхание сбилось, и воздух царапал легкие, больно кусая за горло. Пространство кануло в бездну. Сон. Он просто задремал. Стальной покосился на лампочку, замечая, как мелко дрожат руки. Светит.

Взгляд привычно устремился в пустоту, голова опустилась на руки, плечи устало поникли.

- Я подожду, Ал.. Возвращайся.

Небо раскололось пополам.

Тишина болезненно вгрызалась в сознание, полосуя тонкими лезвиями мысли и уничтожая способность думать. Тем не менее, Эдвард упорно не смыкал глаз, боялся. Боялся не кошмаров, не монстров, боялся упустить тот момент, когда Ал проснется. Он обязан, обязан быть с братом!

В комнате было слишком тихо. Ветер сдался, отступил и больше не завывал тихонько под потолком, раскачивая лампочку. Стальному на миг показалось, что он сам не дышит, настолько тихо вырывался воздух изо рта.

Эд поежился и, скинув тяжелые ботинки, притянул к себе колени. Холод лизал пятки, хотя в комнате было достаточно тепло. Веки медленно наливались свинцом, слипались, а вголове растекался сладостный покой, заглушая едкий страх. Глухой, размеренный стук сердца, как секундная стрелка, отбивал незамысловатый ритм. Сон окутывал утомленный разум и тихо шелестел мягкой шалью.

Пальцы дрогнули. Сначала Элрику показалось, что его, он уже едва соображал - постоянное дерганье из-за кошмаров наконец сменилось теплым спокойствием, и слишком юрко ускользала от прикосновений реальность. Наконец он смог подарить несколько вздохов себе, а не родной фигуре рядом. Слишком тяжело было расставаться со сказкой.

Едва заметное, совсем неуловимое движение заставило Эда распахнуть глаза. Его пальцы оставались недвижимы, в то время как... Стальной нервно сглотнул, зажмурив и снова открыв глаза.

- ...Ал? - в горле пересохло, и вырвался лишь хриплый звук, отдаленно напоминающий имя, - Ал! Альфонс!

Потерять и почти смириться с неизбежным как кошмарный сон, в страхе спрятавшийся с приходом рассвета. Мучительное, сьедающее заживо ожидание огромным зверем рычало в логове, выходить же боялось.
Распахнутые, немного испуганные глаза, еще подернутые дымкой сонливости как лучи солнца, медленно вылезающего из-за горизонта. Вот-вот разгорится яркий костер неба, полыхнет алым, озарит холодную землю и разгонит туман неверия.

Эдвард, прикусив щеку, осадил себя за громкие возгласы. И все же, удержаться было невозможно. Он заговорил тише, и лишь дрожащие губы и оживший блеск в глазах выдавали его счастье.

- Ал, ты.. Ты о чем думал вообще? Использовать себя в качестве расплаты за мое возвращение!.. Ал..

Эд, нежно проведя пальцами по бледной щеке брата, прижал его к себе. Слепое отчаяние сквозило в каждом вдохе и ударе сердца,руки беспорядочно гладили худую спину, и даже через одеяло можно было пересчитать позвонки. Вопреки всем стараниям, Стального пробила крупная дрожь, и, не в силах успокоиться, он только сильнее стиснул тело в объятиях.

Он никогда не думал, что может так быстро потерять контроль над собой. В глазах защипало, и алхимик тихо всхлипнул, пряча глаза в изгибе шеи брата.

Кажется, ничто не могло украсть у него сладкое спокойствие, когда не нужно бежать от судьбы, и ничто не могло украсть у него человека, с радостью дарившего это чувство.

Больше ничто и никогда.

Бывают такие моменты, когда нежность и забота, трепетно кружась в танце, растят из себя целую бурю. Слепящую мягкость, что заливает собой мысли, сбивает время в одну неаккуратную гору, и время тает, тает слишком быстро, словно масло на раскаленной поверхности. От него остается лишь лужа, зеркало, заглянув в которое, можно утонуть.

Эта буря, этот ураган сейчас одолевал Эда. Грубо, болезненно вырвал из уже привычной хандры и распластал по теплой, согретой солнцем земле. Стальной не сопротивлялся, позволяя лучам скользить по рукам, лицу. Свет не был ни холодным, ни теплым, он был.. Никаким.

Моргнув пару раз, Эдвард отстранился от брата и заглянул тому в глаза. В груди что-то ухнуло и растеклось тяжелой густой смесью из жгучего страха снова оказаться одиноким и липкого недоумения. Она разливалась, заполняя сердце, становясь чем-то жизненно-необходимым и до боли близким. Заменяла собой прежний образ родного. Взгляд сидящего напротив не выражал той любви, теплоты, к которой тянулся Эд. Только дикий страх, заставляющий окаменеть.

Оно не было его Алом.

Его Ал никогда бы не смотрел на брата так, никогда бы не оставил мольбы без ответа. Его Ал как солнечный зайчик на стене, хрупкий, прозрачный, но светящийся и по-домашнему теплый. Он был своим.

Стальной отдернул руки, отчаянно пытаясь не верить в увиденное. Кошмар просто не кончился, верно? Ох, надо было дать себе хотя бы час спокойного сна. Эдвард почти улыбнулся, вытирая проступившие слезы, но ощущения здесь были слишком реальными. Слишком настоящими, ясными для сна. Дыхание, мысли в голове, худое тело в объятиях. Власть над собственными действиями.

- Посмотри на меня, Альфонс... Прошу! - он с надеждой поднял взгляд на лицо брата.

Осознание пронзило насквозь, холодной иглой впилась в душу и осталась там памятником. Он мог ошибиться, что-то могло пойти не так, и Ал все еще там, далеко от всего этого, а вернулся кто-то другой. Он еще не спасен, еще существует лишь в белой пустоте, окруженный неопознанным.

Это было так глупо.

Это было единственным объяснением.

Словно пытаясь убедить себя в обратном, Эдвард взял чужую руку в свою и едва сжал ее. Как потерянный щенок, искал подтверждение реальности, хотя она била больнее иллюзий. Надежда потерянному как утопающему - глоток спасительного воздуха, но никто не говорил, что всем удается выбраться из цепкой хватки волн. На этот раз Эда тянуло на дно, и некому было схватить его дрожащие пальцы.

Знаете, как оно бывает, когда в комнате резко становится душно, а единственный источник света, придающий хоть какую-то атмосферу уюта, время от времени погружает небольшую комнату в кромешную тьму, отбирающую возможность на спасение от собственной тени. Стены начинают давить. Безжалостно, уничтожая остатки самообладания, придавливая их сверху, словно сокрушающий молот, они не оставляют ни единого шанса на спасение последних нервных клеток. Терпение было на исходе, в то время, как чувство вины перед младшим братом достигало воистину колоссальных масштабов.

«Что же ты еще хочешь отобрать у меня, жизнь?»

Старший брат ощущал то грызущее чувство, острыми когтями вонзающееся в теплую плоть, задевающее сторону Эдовской души, отвечающую за его душевный покой. Орудие пыток терзает рану, пробираясь глубже, а ощущения такие, что предсмертная агония от отрывания кожи по кусочкам вокруг глубокой раны в сравнении с этим чувством покажется детской сказкой.

Он искал спасение в детских глазах напротив. Каждый раз, когда жизнь в очередной раз поворачивалась спиной, Эдвард мечтал увидеть понимающий сочувствующий взгляд со стороны Альфонса. Настоящий, живой. Просто ему казалось, что искорки в янтарных глазах младшего затмят бушующий ураган внутри старшего. Просто он верил, что в глубине Аловского взора можно утонуть. Он мечтал снова увидеть каждую мимическую морщинку на теплой коже вокруг радостных живых очей. Но удача вновь отвернулась от него.

Не этого он хотел в тот роковой день.

Вот он – взгляд родного брата.  Такой желанный. Такой... напуганный? Пустой? Потерянный?

Старший брат лишь желал услышать, что все будет в порядке именно из этих уст. Услышать, что они справятся со всеми трудностями вместе. Он не рассчитывал, что все невзгоды перелезут на его плечи так скоро. Эдвард просто не мог глядеть на Ала. Его взгляд разрушал изнутри, заставлял невольно отвернуть голову и, словно гадюка, болезненно зашипеть. Каждой клеточкой своего тела ощущая на себе взгляд младшего брата, Эд начинал злиться. Барьеры, держащие ураган в глубине души, медленно разрушались, как это бывает с шатхлыми заброшенными домами. Ему было страшно подумать, что что-то могло случиться с его Альфонсем у Врат.

– Ал... Пожалуйста, скажи, что ты в порядке, – головой мотая с отчаянием, Эдвард не ожидал, что его голос будет звучать так умоляюще, так жалко, так... по-детски. Прошло не так много времени с тех пор, как юноша решился вновь взглянуть на лицо брата, взором опуститься на покусанные покрасневшие губы и «взорваться» с новой силой.

«Это временный эффект. Через несколько часов, когда он отдохнёт, все будет как прежде».

Дрогнувшая ладонь, неустанно пытающаяся дотянуться до руки Альфонса, сжала простынь с такой силой, что можно было услышать хруст жёсткой ткани. Да проще смириться с тем, что Государственный Алхимик должен выполнять все приказы начальства, чем с тем, что Ал мог каким-то образом пострадать во время трансмутации. Вдруг в этом дефекте виноват сам Эд? Вдруг он не достаточно опытен для того, чтобы сделать все идеально? А вдруг...

Он не виноват, что боится. Он не виноват, что Эдвард не смог уберечь его. Лежащий на койке мальчик – всего лишь ребенок. Такие светлые солнечные лучики не могут навредить, они не могут брать на себя вину.

На него просто нельзя было злиться из-за собственных ошибок.

«– Где... Где мой брат?»

Детский потерянный голосок заставляет весь небольшой мирок в помещении с глухим звоном рухнуть, словно карточный домик.  Вся злость испарилась в глубокой печали, слилась с чувством беспокойства.

«Он... Он не помнит меня? Что же, чёрт возьми, произошло?!», – прерывисто хватая воздух губами, казалось бы, беспричинно озлобленный парень готов разрушить это чертово место на щепки в сию же секунду, но он удержался, тяжело вздохнул и пришел в себя. Все ради Альфонса. 

– Помню, когда мы ссорились, – начал он слишком тихо, осторожно улавливая взглядом глаза напротив, будто боялся спугнуть. Мягко улыбнулся с единственной целью: показать брату, что он в безопасности. Показать, что лишь рядом с Эдом у него будет самое надежное убежище, – ты всегда сидел на берегу. Мама ругала меня, и я всегда находил тебя на одном и том же месте.
В конце импровизированного монолога Эд осознал, как трудно было балансировать между злостью на самого себя и неудержимой печалью. Ему нельзя было кричать, необходимо  рационально подбирать слова, чтобы ненароком не спугнуть. Наверно, именно потому под ладонью старшего Элрика до сих пор скрипела ткань.

Как бы тяжело не было, ты должен помнить, что кому-то сейчас определённо хуже, и этот кто-то нуждается в тебе. Именно в такие моменты понимаешь, как сильно зависим от самых близких людей.

«Мы определённо справимся с этим».

Отредактировано Эдвард Элрик (Пн, 7 Мар 2016 19:41:32)

Повернувшись к зашторенному окну, Эдвард прислушался к стучащим по стеклу веткам, пытаясь хоть немного успокоиться и взять себя в руки, чтобы не сболтнуть лишнего, или не напугать брата неосторожным движением. Ветер усилился и казалось, начал накрапывать дождь, мелкие капли которого с брызгами разбивались о стекло.

Но это настолько неважно, по сравнению с мыслями, что терзали измученное сознание подростка. Пальцы уже перестали сжимать простынь, грозясь порвать ее, а под глазами пролегли тени от внезапно навалившейся, словно мешок с песком, усталости.

Вдохнув застоявшийся, пыльный воздух, Эд вернул взгляд на брата, Ал напоминал маленького на пуганного котенка, которого хотелось обнять, отогреть и погладить, но Элрик-старший эмоциональный сдержал порыв и не стал прикасаться к мальчику, пережившему чертовски много за небольшой промежуток времени.

Неоспоримая уверенность в лучшее, ставшая частью натуры, тихо-тихо шептала о том, что все образуется, что вместе они со всем справятся, просто Алу нужно немного времени, прийти в себя. И все будет хорошо. Пускай на небольшой промежуток времени, как всегда, ведь жизнь братьев больше напоминает сумасшедшую игру наперегонки со Смертью, но это неважно сейчас.

Эд повернулся к брату в тот момент, когда его плечи дрогнули и страх за Альфонса вновь зашевелился в груди, облепляя липкими щупальцами быстро бьющееся сердце. Распахнутые и словно стеклянные, с застывшими слезами, глаза брата совершенно не прибавляли уверенности, а в голове кружилась назойливая мысль о том, что Альфонс его все-таки не помнит.

Но вот родные, золотистые глаза блеснули живым огоньком, пускай всего на секунду, ведь Ал спрятал их, но Эд мог поклясться, что видел этот огонь, разжигающий пламя надежды на то, что все обязательно наладиться.

Не теряя ни секунды, Эд чересчур резким движением, обхватил обеими руками хрупкую фигурку брата, бережно, словно боясь сломать, прижимая к своей груди. Разливающееся по всему телу живительное тепло, прогнало прочь все сомнения и склизкие щупальца страха начали отступать.

- Что?... - не расслышав отдаленно напоминающие слова хрипы, Эд за плечи отстранил брата, смотря на его сухие, покусанные губы. Слова Альфонса сами собой прозвучали в голове и подорвавшись с кровати, Эдвард бережно положил брата на подушку, осматривая комнатушку. Только сейчас он заметил возле окна круглый столик со стеклянным графином и такими же стеклянными бокалами. Наспех протерев один из бокалов краем рубашки, юноша наполнил его водой, сжимая стекло дрожащими пальцами.

Боясь уронить или расплескать воду, Эд, забыв про усталость, сел на кровать; свободной рукой он помог ослабленному Альфонсу сесть. Не выпуская бокала из рук, он поднес его к потрескавшимся губам, помогая брату сделать глоток. От напряжения и вида воды, в горле пересохло, а воздух со свистом вырывался из легких.

- Ал?.. - едва слышно позвал Эдвард, привлекая к себе внимание брата, желая убедиться, что с ним все в порядке, - все хорошо, Альфонс?

Отчаянное желание услышать, что "все хорошо" именно из уст Ала взяло верх над осторожностью и Стальной отлепив взгляд от бокала, поднял глаза, встречаясь со взглядом медовых глаз, ища в них поддержку.

Поставив бокал на пол, чтобы он не мешался, Стальной заглянул в глаза брата, стараясь понять, о чем тот думает. Но наткнулся лишь на растерянность и недоумение, словно Ал впервые за много лет его увидел, и не может узнать. Не может узнать. Эд сжал пальцы в кулак так, что костяшки побелели и прикрыл глаза. Он совершенно не представлял, что ему делать или, что говорить, если Ал действительно ничего не помнит. А как в глаза ему смотреть? Это же сам Эдвард виноват во всем, что с ними произошло.

Сделав еще один глубокий вдох и чуть не поперхнувшись от летающей в воздухе пыли, он открыл глаза, но не решался поднять их на брата. Он продолжал терзать свою ладонь, впиваясь в нее короткими обломанными ногтями, пытаясь прогнать назойливую мысль, но вопрос Альфонса заставил вздрогнуть, подтверждая догадку.

Эд не знал хорошо или плохо то, что Ал не помнит... "А что именно он не помнит?" Опустив голову, Стальной сверлил взглядом сбитую простыню, словно она может дать ответы, на все терзающие его вопросы. Не поднимая головы, Эд положил правую руку на плечо брату, выбившиеся из косы, спутанные волосы закрывали лицо, не позволяя увидеть его растерянность.

- Да, Ал, это я, - быстро натянув на губы улыбку, он посмотрел на Альфонса. Следующий вопрос застал врасплох, но юный алхимик быстро справился со своими эмоциями.

"Он не помнит наше путешествии?" Смелая догадка завозилась в голове Элрика, пуская свои корни глубоко в мозг. Убрав руку с плеча брата, Эд поднялся с кровати и скрестив руки на груди, подошел к окну. На улице завывал ветер, это было слышно даже через закрытое окно, а дождь припустил пуще прежнего. Казалось, погода за окном пытается описать душевное состояние Цельнометаллического алхимика, потерявшего счет времени.

Что с ним произошло? Хороший вопрос, но быстро на него ответить не получиться, произошло очень многое, чтобы уместить в короткий ответ.

Вопрос брата, заставил Стального мысленно перенестись в прошлое, в тот самый день, когда он, чересчур уверенный в себе, наивно полагал, что способен вернуть к жизни человека.

- Ты, действительно, не помнишь, Ал? - бросив последний взгляд на темные занавески, Эдвард севл уже на вторую кровать и оперся локтями о колени. Глупый и совершенно не уместный вопрос, Ал бы ни за что не стал притворяться, что не помнит случившегося, но все равно хотелось убедиться наверняка.

- Произошло очень много чего, - Стальной больше не улыбался, смотря на свою автоброню, сжатую в кулак, - я тебе обязательно расскажу, но не сейчас. Тебе нужно отдохнуть и восстановить силы.

Расслабив пальцы, Эд запустил их в волосы, убирая лезущие в глаза пряди назад. Ему тоже не помешал бы сон, измотанное тело практически не слушается, а глаза еще чудом не закрылись. Завтра, со свежими мыслями, он подумает о том, с чего ему начать.

Стальной не хотел обманывать брата и решил, что расскажет ему все с самого начала, но в груди разрастался страх за то, Ал осудит его. Ведь идея воскрешения человека изначально была обречена на провал, но Эд думал, что он лучше других и у него обязательно все получиться. Каким глупцом он тогда был.

- Прости, - закрыв лицо руками, одними губами прошептал Эдвард, словно это могло изменить прошлое.